«Он пишет музыку, состоящую из букв»: Сценаристы об Аароне Соркине

11 января в российский прокат вышел фильм «Большая игра» — режиссерский дебют прославленного американского сценариста Аарона Соркина, автора сценариев фильмов «Социальная сеть», «Стив Джобс», «Человек, который изменил все» и сериалов «Служба новостей» и «Западное крыло». В чем заключается фирменный стиль сценариста Соркина, имя которого часто ставят на афишах наравне с именем режиссера? Почему его нередко называют гениальным сценаристом? В чем состоит сила его таланта и заключаются секреты мастерства? КиноПоиск попросил объяснить это российских сценаристов, которые являются поклонниками творчества Соркина или любят отдельные его фильмы.

— Хорошие диалоги писать сложно. Особенно сложно писать длинные хорошие диалоги. Поэтому большинство редакторов и продюсеров просят: пожалуйста, друзья, пишите емко. И в общем-то они правы. Если диалог написан емко, если там мало лишних слов, есть хоть какой-то шанс, что все не развалится, не расползется, не превратится в кашу. Емкие диалоги писать еще сложнее, чем длинные. Поэтому все всё равно пишут простыни. Надеясь, наверное, когда-нибудь стать вторым Соркином. Потому что у Соркина люди говорят много.

«Большая игра»

Такое ощущение, что вся жизнь этих персонажей — это и есть бесконечный, нервный, заряженный электричеством разговор. Кому-то нравится Соркин, кому-то — нет, но довольно сложно спорить с тем, что от этих диалогов чаще всего сложно оторваться. И даже не потому, что в этих диалогах много сарказма или юмора, что герои говорят, как дротиками стреляют. Дело в особенной ритмике соркинских текстов. Ты, возможно, даже не всегда успеваешь вслушаться в смысл этих фраз, но ты следишь за речью персонажей, как за музыкой.

Соркина иногда обвиняют в том, что все его герои похожи друг на друга, что это, по сути, один и тот же человек, что Соркин меняет только фактуру, а схему развития персонажа использует одну и ту же. Герой в сложных обстоятельствах, которые ему необходимо преодолеть. Ну, во-первых, это, кажется, вообще универсальная драматургическая схема. А во-вторых, гораздо важнее, как мне кажется, как раз то, как Соркин работает с фактурой. Вот здесь он настоящий маньяк, и это всегда приятно. Его герои не говорят, как настоящие люди. И это минус людям, а не героям. Люди гораздо менее остроумны и ироничны по большей части. Но если соркинские герои говорят о телевидении, социальных сетях, футболе, карточных играх, они знают об этом все. И не просто тему в целом, а кучу мелких деталей: шутки, сленг, специальные словечки. За этим стоит огромный труд. И вот этому классно учиться.

Читайте также: Аарон Соркин о Джобсе, Трампе, Цукерберге и порядочных людях

«Соркин использует чисто театральные приемы»

Мария Зелинская, драматург, сценарист, мастер сценарного курса в Московской школе нового кино:

— Аарон Соркин. Когда я произношу это имя, первое, о чем я думаю, — любимые сериалы «Служба новостей» и «Западное крыло». Второе — что он человек с несчастной судьбой, который постоянно борется с героиновой зависимостью. А тот, кто познал зависимость, может рассказать сотни интересных историй, потому что сердце драмы — отнюдь не счастливые переживания. Третье — что он оставляет на чай больше, чем нужно, потому что у него огромная потребность в любви. И четвертое — в его сценариях музыка и текст слились воедино.

Идрис Эльба и Аарон Соркин на съемках фильма «Большая игра»

Соркин использует чисто театральные приемы (длинные диалоги, монологи), и они работают. Почему? Потому что он не пишет текст — он пишет музыку, состоящую из букв. Вы много знаете сценаристов, которые слушают свой текст? Я только двух. Но, когда я думаю об Аароне, я учу себя писать, как пишет композитор. А еще я уважаю Соркина за то, что из настольных книг по сценарному мастерству у него только «Поэтика» Аристотеля. Вооружившись этой тоненькой книжкой, можно создать гораздо более интересные сценарии, чем полагаясь на подробные поминутные схемы. [Кристофер] Воглер — прекрасный мастер (автор книги «Путешествие писателя. Мифологические структуры в литературе и кино» — Прим. КиноПоиск)! Но я устала приходить в кино и знать, на какой минуте что произойдет. С Соркином так не бывает. Он прекрасно знает теорию, но находит тайные лазейки, умеет, как Сталкер, заходить за зону формулы и удивлять зрителя.

«Главный прием Соркина — walk and talk»

Денис Данилов, сценарист, автор Telegram-канала dream on spec о кино и сценарном мастерстве:

— Самый главный и узнаваемый пример Соркина — это, разумеется, walk and talk. Он очень любит строить сцену вокруг этого драматургического приема. Его персонажи энергично ходят и так же энергично разговаривают: в «Западном крыле» президент ходил по Белому дому, а все подходили к нему с какими-то вопросами, то же самое было в «Службе новостей». Это сообщает сцене совершенно дикую динамику. Возможно, из-за того, что этот прием такой узнаваемый, Соркина упрекают в однообразности, хотя если забраться под кожу его персонажам и посмотреть, какой у них набор моральных ценностей, какие у них стремления и желания, то выяснится, что они совершенно отличаются друг от друга.

«Служба новостей»

В этом отношении его режиссерский дебют достаточно необычен. Здесь он сделал ставку не на walk and talk, а использовал прием, который сценаристы используют с опаской — закадровый голос. Считается, что вроде как такие поддавки. Мол, если ты как драматург не можешь выразить через поступки героев свою мысль, то подключаешь к действию закадрового рассказчика, который все разжевывает зрителю. Соркин в интервью признается, что не является поклонником этого приема, но здесь, в «Большой игре», он использует его очень тонко. Закадровый голос героини Джессики Честейн положен только на флешбэки, только на истории из ее детства и о покерной игре. Когда история возвращается в настоящее время, то этот прием выключается. Таким образом, Соркин аудиовизуально разделил для зрителей два временных пласта.

У Соркина образование не драматургическое, он учился искусству музыкального театра. В этом в частности секрет его потрясающих диалогов и монологов, потому что он выстраивает их по законам мюзикла, музыкальной партитуры. Персонаж Соркина не может просто так взять и сорваться на пустом месте в какой-то гигантский четырехстраничный монолог. В сцене должен быть какой-то импульс, который взорвет героя, и он выскажет все как на духу, не переводя дыхания. Такой прием он использовал и в фильме «Несколько хороших парней» — старой ленте с Томом Крузом, Деми Мур и Джеком Николсоном. Это же можно наблюдать и в «Большой игре», когда персонаж Идриса Эльбы отчитывает прокуратуру и следователей за то, что те валяют ваньку и вешают на Молли необоснованные обвинения. Наверное, этим и объясняется уникальность Соркина — образованием и, конечно, природным чутьем.

Читайте также: Джессика Честейн: «На поражениях можно научиться большему, чем на победах»

«RSVP на встречи с Соркином заканчиваются мгновенно»

Лиля Ким, сценарист, WGA West (Гильдия сценаристов Америки, Запад):

— Гильдия сценаристов постоянно организует для своих членов встречи с великими коллегами. RSVP (приглашения — Прим. КиноПоиск) на встречи с Аароном Соркином заканчиваются мгновенно. Потому что он, пожалуй, один из немногих сценаристов, кто живет в голове у зрителя наравне с голливудскими актерами, и люди десятилетиями приходят на его истории. Сам он это объяснил так: ему всегда было интересно, что на самом деле происходит между людьми, их жизнь, чувства, отношения. Он никогда не хотел писать ни о чем другом. И, поскольку людям важнее всего именно те фильмы, про которые они могут сказать «Это история моей жизни», то его страсть встретила отклик. Он пишет про людей — люди приходят посмотреть историю о себе.

«Стив Джобс»

— Сила Аарона Соркина не только в том, что он наделен невероятной творческой силой и талантом. Не только в том, что он либерально настроен и последовательно излагает взгляды продвинутой публики. Не только в том, что он один из самых широко и глубоко образованных сценаристов, внимательно прочитавший все учебники по сценарному мастерству, изучивший теорию драматургии от Эсхила до наших дней, а также получивший уроки мастерства непосредственно от Уильяма Голдмана. Не только в том, что он обладает отлично проработанной личной мифологией. Не только в том, что обаятелен, как сукин сын. Мне кажется, его главная сила в том, что он величайший умница, самая светлая голова в современной сценаристике. Ну и, конечно, все вышеперечисленное тоже.

Читайте также: Джефф Дэниелс: «Люблю и разделяю точку зрения Аарона Соркина»

«Он не ленивый, он изобретательный»

Александр Талал, соавтор сценариев фильмов «Дневной дозор» и «Черная молния», автор книги «Миф и жизнь в кино. Смыслы и инструменты драматургического языка», куратор программы Московской школы кино «Сценарное мастерство»:

— Меня Соркин подкупает, помимо прочего, своим «информированным идеализмом». Наверное, в меня уже начнут кидать тапками, но я сейчас снова сяду на своего любимого конька: миф и жизнь. Мне хочется смотреть воодушевляющее кино, где люди проявляют высокие качества, но и поверхностная сахароза эту потребность не удовлетворяет.

«Западное крыло»

То, что Соркин проделал с «Западным крылом», с «Новостями», — это поразительно. Это про мифических людей, но не оторванных от реальности, не существующих в вакууме. Им хорошо известен любой дискурс, знакомый зрителю, про то, как устроена жизнь, и про то, почему таких людей в принципе существовать не должно. Почему вообще эти модели «позитивной политики» или «благородных СМИ» утопические и по идее должны разбиваться об утесы так называемой жизненной правды. Все зная и понимая про селяви, они все равно обожают свою работу, верят в нее, каждый день меняют мир, прекрасно знают, что такое хорошо и что такое плохо, и стараются жить по этим принципам. Никакая грязь в современных политике и журналистике не смогла убить в Соркине романтика (чего и нам всем желаю). За одно это я готов ему аплодировать. Я, может, сейчас крамольную вещь скажу, но по гамбургскому счету это ценнее любого «Карточного домика».

Несомненно, у Соркина есть свой стиль и почерк, но в целом он просто очень хороший, качественный сценарист. Потрясающе качественный, но он не делает что-то другое, он не по другим законам драматургии работает. Я не думаю, что у него есть секретики успеха (не больше, чем у всех, в любом случае) или волшебные таблетки, до которых мы если сейчас докопаемся, то тут же поймем, как гениально писать. Он не ленивый, он изобретательный. Он создает объемных персонажей. Он придумывает им «штучки». Он не ленится изобретать оригинальную форму как для штучного полнометражного «Стива Джобса», так и для множества отдельных серий своих сериалов. Он ищет разнообразие конфликтов. Диалоги, естественно, которые он оттачивает до крупинки, их выверенный ритм. И при этом никогда не забывает базовые вещи, которые волнуют аудиторию.

«Он реально действует как жирная пища»

Роман Волобуев, сценарист фильма «Холодный фронт», сериала «Квест»:

— Мне кажется, Соркин пишет совершенно ужасные сценарии, но делает это так блестяще, что никто не замечает, насколько они ужасны (а кто замечает, обычно готовы с этим тихо мириться). Я его обожаю — в том смысле, в котором можно обожать гамбургер из «Макдоналдса»: ты видишь его и сразу знаешь, из чего он сделан и что есть его не надо, но немедленно ешь, причем два. Он реально действует как жирная пища: если все плохо в жизни, надо посмотреть за два дня три сезона «Службы новостей», и голова сразу станет пустой, все будет окей.

«Человек, который изменил все»

Любой фильм Соркина — это двухчасовой монолог Соркина с табуретки о важном, разрезанный на реплики и разданный персонажам, которые на самом деле не люди, а много переодетых Соркинов. Это как голова Малковича, где тусуется толпа Малковичей, только, вместо того чтоб говорить «Малкович-Малкович», они тебя взяли в кольцо и наперебой учат жизни. При этом они бесконечно ругаются. И согласны друг с другом во всем. И каждое пятое слово у них — числительное. Если у Соркина появится собачка, она будет разговаривать числительными. И повторять существительные трижды за предложение, потому что это классно — повторять существительные трижды за предложение.

Он был бы совсем невыносимым, если бы не абсолютно комическое противоречие между тем, что он любит (а любит он, понятно, Пинтера с Мэметом, и чтоб красивые женщины слушали его, открыв рот), и тем, во что он верит (а верит он в то, что искусство должно наставлять зрителя на путь истинный). Вот за это противоречие его, конечно, невозможно не любить, но не как автора, а как персонажа. Такую блистательно написанную кем-то по-настоящему великим (скорее всего, тем же Пинтером или Мэметом) пародию на великого драматурга с идеями. Мир катится в тартарары, и тут входит Соркин, влезает на табурет и сообщает, что свобода лучше несвободы, а в жизни у человека должны быть идеалы, причем таким тоном сообщает, как будто он это первый до этого додумался и все должны его за это расцеловать. Как его не любить?